Неточные совпадения
— Oh! Madame, je suis bien reconnaissant. Mademoiselle, je vous prie, restez de grâce! [О!
Сударыня, я вам очень признателен. Прошу вас, мадемуазель, пожалуйста, останьтесь! (фр.)] — бросился он, почтительно устремляя руки вперед, чтоб загородить
дорогу Марфеньке, которая пошла было к дверям. — Vraiment, je ne puis pas: j’ai des visites а faire… Ah, diable, çа n’entre pas… [Но я, право, не могу: я должен сделать несколько визитов… А, черт, не надеваются… (фр.)]
— Строго нынче,
сударыня. Надо дозволенья просить, а приди-ка без паспорта, ан вместо дозволенья, пожалуй, в кутузку посадят. Да, признаться сказать, и обокрали в
дороге. Около сотни с лишком, пожалуй, пропало.
В первой привлекал богомольцев шикарный протопоп, который, ходя во время всенощной с кадилом по церковной трапезе, расчищал себе
дорогу, восклицая: place, mesdames! [
дорогу,
сударыни! (фр.)]
— Всенепременно-с, ежели такая ваша милость будет. Я,
сударыня, вчера утром фонтанель на обеих руках открыл, так боюсь: дорогой-то в шубе сидишь, как бы не разбередить.
— Тотчас, раскрасавица барыня, тотчас, то есть принцесса, а не барыня! Это вам за чаек. Степана Алексеича Бахчеева встретил
дорогой,
сударыня. Такой развеселый, что нá тебе! Я уж подумал, не жениться ли собираются? Польсти, польсти! — проговорил он полушепотом, пронося мимо меня чашку, подмигивая мне и прищуриваясь. — А что же благодетеля-то главного не видать, Фомы Фомича-с? разве не прибудут к чаю?
— Je vous remercie, madame, je vous remercie [Благодарю вас,
сударыня, благодарю (франц.).], — сказал граф, вставая. Эльчанинов обернулся. Это была Клеопатра Николаевна в
дорогом кружевном платье, присланном к ней по последней почте из Петербурга, и, наконец, в цветах и в брильянтах. В этом наряде она была очень представительна и произвела на героя моего самое выгодное впечатление. С некоторого времени все почти женщины стали казаться ему лучше и прекраснее его Анны Павловны.
Воротился старик ко старухе
Что же он видит? Высокий терем
На крыльце стоит его старуха
В
дорогой собольей душегрейке,
Парчовая на маковке кичка,
Жемчуги огрузили шею,
На руках золотые перстни,
На ногах красные сапожки.
Перед нею усердные слуги;
Она бьет их, за чупрун таскает.
Говорит старик своей старухе:
«Здравствуй, барыня
сударыня дворянка!
Чай, теперь твоя душенька довольна».
На него прикрикнула старуха,
На конюшне служить его послала.
Доктор. Эх,
сударыня! здоровье
дороже всего! (Пишет рецепт.)
«Помилуйте, — говорит, —
сударыня, я тут ничем непричинен: этой ближней
дорогой никак без вывала невозможно; а вам, — говорит, — матушка, ничего: с того растете».
— Нездоровится что-то,
сударыня Марья Гавриловна, — сказала она, поднимаясь со стула. — И в
дороге утомилась и в келарне захлопоталась — я уж пойду!.. Прощенья просим, благодарим покорно за угощение… К нам милости просим… Пойдем, Фленушка.
До зари не смыкала глаз Таня, сидя на корточках у́ двери спальной горницы и прислушиваясь ко вздохам и рыданьям
дорогой своей «
сударыни».
— Нет в ней смиренья ни на капельку, — продолжала Манефа, — гордыня, одно слово гордыня. Так-то на нее посмотреть — ровно б и скромная и кроткая, особливо при чужих людях, опять же и сердца доброго, зато коли что не по ней — так строптива, так непокорна, что не глядела б на нее… На что отец, много-то с ним никто не сговорит, и того,
сударыня, упрямством гнет под свою волю. Он же души в ней не чает — Настасья ему
дороже всего.
Какого
дорогого гостя,
сударыня моя, дождалась!..
— Истинная правда,
сударыня, — отозвался он. — Хозяйский глаз
дороже всего… Чужой человек железным обручем свяжет и то лопается, а хозяин-от лычком подвяжет, так впрок пойдет.
— Не клади-ка ты,
сударыня, в накладку-ту мне, сахар-от нонче ведь
дорог.
— Где же вам помнить, матушка, — весело, радушно и почтительно говорил Марко Данилыч. — Вас и на свете тогда еще не было… Сам-от я невеличек еще был, как на волю-то мы выходили, а вот уж какой старый стал… Дарья Сергевна, да что же это вы,
сударыня, сложа руки стоите?.. Что
дорогую гостью не потчуете? Чайку бы, что ли, собрали!
Теперь боюсь, как бы не замерз
дорогой…» Я ей и говорю: «Послушай,
сударыня, бог посылает людям детей, кому десять, кому и двенадцать, а меня с хозяином наказал, ни одного не дал; оставь нам своего Сашу, мы его себе в сыночки возьмем».
— Нет,
сударыня, ослобоните. До греха не далеко. Мне свои дети
дороже.
А надо вам заметить,
сударыни мои, зима в том году стояла лютая, так что не проходило ни одного дня, чтобы часовые не отмораживали себе носов или вьюга не засыпала бы снегом
дорог.